– Да и мужикам вашим вовсе не бабы нужны, а дурь всякая, – добавила Ирлеф.
– Значит, все же уходите? – вздохнул каплюжник. – Не передумаете?
– Уходим. Привет передавайте Богу истинному.
Не знаю, откуда только у Ирлеф брались силы, но за весь последующий путь она ни разу не остановилась и не присела, а упав, тотчас поднималась. Однако, как мы ни спешили, Замухрышка опередил нас – это стало ясно на подходе к той самой Хляби, где мы едва не погибли.
Нынче она представляла собой довольно жуткое зрелище. Тут и там в расквашенной тысячами ног болотной жиже валялись раздутые, словно накачанные воздухом человеческие тела. Даже малая стайка гнуса не вилась над ними – всем нашлись жертвы, все сейчас готовились к метаморфозе, старательно выедая изнутри податливую человеческую плоть. Некоторые трупы уже развалились, выпустив на свет легионы шишкообразных гадов, каждый из которых вскорости должен был породить новые полчища гнуса. Через месяц-другой это болото обещало стать не менее опасным местом, чем Одурник или Окаянный Край.
Гробница Вечности возвышалась над миром все так же непоколебимо и грозно, и от того, что я узнал природу этого явления, зрелище не стало для меня менее величественным. Три пары конных златобронников сторожили Переправу с этой стороны. Я смиренно заговорил с ними:
– Скажите, любезные, не проходило ли здесь войско владыки Приокаемья?
– Совсем недавно оно было здесь, – ответил златобронник, лицом напоминавший ангелов Рафаэля. – Эти дикари отказались внести положенную за Переправу плату и завязали бой с нашими отрядами.
– Значит, вы отразили их? – В голосе Ирлеф звучала надежда.
– Да. На ту сторону они перешли только после того, как заплатили втрое больше против первоначальной цены.
– Куда же они двинулись потом? – спросил я.
– Это нас мало интересует. Я только слышал, как они говорили между собой, что в Дите найдется достаточно сокровищ, чтобы возместить все их убытки. Перед собой они погнали всех бродяг и разбойников Окаянного Края. Теперь тот берег свободен вплоть до Межречья.
– А нас вы пропустите, любезные?
– Заплатите сколько положено и можете идти.
– У нас нет с собой ничего ценного.
– Нищим на том берегу делать нечего. Возвращайтесь восвояси, а когда разживетесь чем-нибудь, приходите опять.
– Нельзя ли мне тогда переговорить с вашей доблестной сестрой, которая прозывается Асмелой, Держащей Знамя Змеи? – Это был наш последний шанс благополучно преодолеть Гробницу Вечности.
– Откуда тебе известно это имя? Мы никогда не называем своих имен чужакам.
– Не так давно она проявила участие ко мне и моим спутникам. Может быть, она вновь снизойдет к нашей просьбе.
– Все Держащие Знамя Змеи погибли в последнем сражении. – Одна из женщин-воинов подъехала к нам поближе. – Им довелось первыми принять удар банд Приокаемья. Асмела была моей любимой сестрой, и я сама поднесла факел к ее погребальному костру.
– Прости, любезная, мы не знали об этом, – я опустил глаза.
– Ты запомнился мне, чужак, – продолжала женщина. – И ваш разговор с Асмелой я не забыла. Впоследствии мы не однажды вспоминали о нем. Если ты так стремишься на ту сторону, я могу сама назначить плату за пользование Переправой. Уверена, она не покажется тебе чрезмерной. Этой платой будет твоя любовь. Ко мне или к любой другой из наших сестер. Можешь выбирать сам. Но предупреждаю: чтобы мы остались довольны, тебе придется постараться. – Отдав поводья сидевшему позади нее мужчине, прекрасная воительница соскочила с коня.
Пока я, несколько смущенный таким предложением, подыскивал ответ, вперед выступила Ирлеф.
– То, что ты предлагаешь, не любовь, а блуд. Что пристало скоту, недостойно человека. Прежде чем соединятся тела, должны соединиться души. Можешь пронзить меня своим мечом, затоптать лошадью, но я не позволю тебе даже прикоснуться к этому человеку. Никогда, пока я жива! Слышишь, раззолоченная потаскуха!
– Как не откликнуться на такую просьбу! – усмехнулась подруга Асмелы, одним молниеносным движением выхватывая из ножен свой меч. – Куда ты предпочитаешь получить удар? В голову или в сердце?
– Нет, не надо! – Я ухватил брыкающуюся Ирлеф поперек туловища и попытался оттащить обратно. – Не слушайте ее! Она не в себе! Сейчас мы уйдем отсюда! Не обращайте внимания на ее слова! Стойте и дальше у своей Переправы!
– Почему же я не должна обращать внимание на ее слова? – Женщина-воин, не глядя, швырнула меч обратно в ножны. – Они впечатляют. Это слова истинной любви. А за любовь прощается многое. Можете идти на ту сторону. Путь для вас открыт.
Еще не веря в удачу, я потащил Ирлеф к Переправе, но в двух шагах от тускло переливающейся призрачной стены меня остановили слова нашей спасительницы:
– Воины, прошедшие здесь накануне, были вашими друзьями или врагами?
– Врагами, – ответил я. – Мы должны опередить их.
– Если так, возьмите моего скакуна. Он одним духом домчит вас куда угодно. Приходилось ли кому-нибудь из вас ездить верхом?
– Для меня это достаточно привычное дело, любезная, – заверил я.
– Тогда садитесь в седла, – она подвела к нам своего огромного гнедого жеребца. – Добравшись по назначению, можете о нем не беспокоиться. Он сам отыщет дорогу домой. Никто не посмеет тронуть коня златобронников.
Когда мы взобрались в высокие жесткие седла, она обошла жеребца кругом, проверяя длину стремян, а затем, глядя снизу вверх, поманила меня пальцем.
Наверное, хочет поцеловать, подумал я, наклоняясь, но вместо этого получил увесистую оплеуху.